— И братья раздумывают над тем, настолько ли свежа девица, чтобы уделить ей толику своего внимания, а если барышня по-прежнему недурна, то кто именно будет первым, — констатировала Элия, подведя эскападу молоденькой графини к логическому концу.
Мелиор невинно улыбнулся и ничего не ответил. Зачем? Ведь сестра и так все сказала сама. Она слишком хорошо знала родичей, чтобы сохранять иллюзии относительно их благородства и чистоты помыслов. Если никто из принцев не успел соблазнить девочку до ее побега, то теперь они не упустят своего. Репутация молодой графини все равно испорчена настолько, что выдать ее замуж мамочка Дерек сможет лишь в далекий провинциальный мирок, за какого-нибудь заводчика ребсов с титулом барона, претензиями на родство с лоулендской знатью и руками по локоть в навозе. Конечно, барышня Дерек тоже довольно ясно представляет себе перспективы и выгоды брака, но все же они казались ей более радужными, нежели странствия по Дороге Миров без иных средств к существованию, кроме продажи собственной плоти. Если уж продавать себя, то один раз и как можно дороже. Принцесса предвидела, что юная графиня в последние серебряные денечки свободы будет развлекаться на полную катушку, а старая графиня, отнюдь не глупая женщина, вряд ли станет мешать дочери, лишая ее возможности позабавиться. Если будущему мужу вздумается предъявить впоследствии какие-то претензии семье супруги, Дереки начнут дружно ахать и ссылаться на демоническое обаяние и всемогущество принцев Лоуленда, дескать, соблазнили, околдовали и бросили несчастную девушку, развратники, лишили кроткую голубку главного сокровища. Свидетели, готовые подтвердить сей процесс, найдутся в изобилии. Так что принцы могли портить репутацию юной графини в свое удовольствие ради истинного сохранения этой самой потрепанной части имиджа легкомысленной девицы. Нечасто им удавалось беспрепятственно развлекаться с молоденькими дворянками Лоуленда, которых родители во всей красе демонстрировали на балах, но берегли от соблазнителей-принцев пуще, чем стражи королевскую сокровищницу. Впрочем, боги любили трудности и с удовольствием их преодолевали.
Пока Мелиор занимал сестру пересказом других сплетен, на тропинку выбежал бледный, трясущийся как осиновый лист на ветру молодой слуга принца. У паренька зуб на зуб не попадал. Увидев хозяина, он судорожно вздохнул от облегчения, прохрипел:
— Там… там… — и, сочтя долг исполненным, грохнулся в обморок прямо на тропку. Длинные светлые волосы юноши утонули в пыли.
Досадливо поморщившись при виде такой вопиющей неаккуратности, принц накинул на слугу сонные чары и телепортировал его в замок, а сам привел в полную готовность свой немалый арсенал боевых заклятий. Мелиор, как и все члены королевской семьи, блестяще владел мечом, шпагой, кинжалом и многими другими видами оружия. На тренировки бог-сибарит не жалел времени, в первую очередь предусмотрительно страхуя самого себя от разноса Нрэна, во вторую — самолюбиво не желая уступать в мастерстве никому из братьев. Узнай бог войны при очередной проверке, что кузен пренебрегает поддержанием на надлежащей высоте воинских навыков, Мелиору пришлось бы забыть о лени на несколько лун, если не лет. Сражаться принц умел, но, если у него был выбор, предпочитал пользоваться магией. Защитные чары принца считались одними из лучших в Лоуленде, на уровне были и боевые.
Больше всего Мелиору сейчас хотелось, чтобы сестра оказалась как можно дальше от тропинки, на конце которой их ждала какая-то опасность. Тем не менее принц не стал даже заикаться о том, чтобы Элия дала ему возможность одному разобраться с неизвестной угрозой. Мелиор знал, что в ответ принцесса лишь высмеет его. Кроме того, перепуганному слуге удалось сбежать, значит, угроза не настолько велика, чтобы рисковать благосклонностью сестры. Коротко переглянувшись с богиней, принц понял, что она тоже готова к любым неожиданностям, и с ее молчаливого разрешения отправил вперед по тропинке змейку следящего заклятия. Малышка просуществовала достаточно долго, чтобы показать хозяину, что на самой тропинке никакой угрозы нет, и растворилась без остатка, без каких-либо внешних признаков атаки, едва выползла на полянку, так и не успев ничего доложить принцу об обстановке на новом плацдарме. Принц нахмурился, смущенный тем, что его подвели испытанные чары, но, поскольку никаких ответных действий источником неизвестной угрозы предпринято не было, боги продолжили путь.
Элия и Мелиор со смертоносными, парализующими и пленяющими заклинаниями наготове, но совершенно спокойные внешне, делая вид, что целиком поглощены обсуждением творчества Астекуса, одного из великих художников мира Зольт, вышли на поляну.
Они сразу увидели то, что до полусмерти напугало невезучего слугу. На поляне, поросшей шелковистой, переливавшейся нежно-зеленым и золотым травой, прямо перед беседкой упражнялся с мечом лорд Нрэн. Бог войны наводил ужас на людей одним своим видом, даже не имея в руках оружия. С мечом же он выглядел поистине Легендой о смерти. Легкий, стремительный, бесшумный и безумно опасный. В одних брюках, закатанных до колен, он сражался с тенью, ибо не нашлось бы противника из плоти, способного вести бой на равных. Светлые волосы воина были связаны в хвост, желтые глаза полузакрыты. От Нрэна исходил легкий свежий, чуть пряный запах мужского пота. Элию неудержимо повлекло прижаться к этому сильному и опасному мужчине, который так страстно влюблен в нее, слизнуть несколько капелек с его гладкой мускулистой груди, почувствовать на миг шелковистую мягкость волос и тепло губ.
Встряхнувшись, принцесса прогнала непрошеные мысли, навеянные обликом брата. Негодник, он ведь, богиня была готова поклясться, нарочно подкарауливал их здесь, чтобы напугать. К счастью, Элия давно обнаружила, что вид Нрэна с мечом (рядом с богом и за обедом-то, если он держал в руке нож, старались не садиться) не пугает, а, напротив, возбуждает ее. И вовсю пользовалась своим иммунитетом. А заклятие слежения? Что ж, понятно, почему оно развеялось: перед богом войны большая часть боевых заклинаний оказывались бессильными, особенно тех, что составлялись с недобрыми намерениями, а зачастую чары и вовсе оборачивались против их творца. Божественный иммунитет Нрэна на магию стоил жизни многим чародеям вражеских армий, другие же находили смерть если не от собственных чар, то от меча воителя. Он с особенным удовольствием сносил головы самоуверенным магам, решившим выйти с заклятиями против стали и возомнившим, что у них есть шанс на победу. В скором времени авторитет бога так возрос, что нанять хорошего колдуна в армию, противостоящую войскам Нрэна Лоулендского, стало почти невозможно, во всяком случае, нанять колдуна без суицидальных наклонностей, пребывающего в здравом уме. Репутация лорда была лучшей антирекламой.
«Упрямый грубиян! Нахватался идиотских моральных принципов в каком-нибудь воинском монастыре задвинутого на нравственности мирка! Втемяшил себе в голову, что, раз принцесса — его кузина, он не должен желать ее, не смеет любить. Вот только с ревностью ничего поделать не может, а значит, есть шанс, — сердито подумала женщина, — что когда-нибудь мозги дражайшего кузена встанут на место, и крепость его принципов даст брешь, не выдержав моих атак! Если не нынче в Новогодье, то в следующее непременно я возьмусь за него всерьез!»
Богиня, разумеется, могла бы взять бастионы упрямого Нрэна одним решительным штурмом, но все дело в том, что Элия была не менее упряма, чем Нрэн, и ей хотелось, чтобы лорд сам упал к ее ногам с признанием на устах, сознался в своих чувствах и просил об ответе. Принцесса ждала этого и лишь «ненавязчиво» подталкивала мужчину к закономерному с ее точки зрения финалу, ждала и тихонько злилась, что упорный лорд не желает сдаваться, но одновременно и наслаждалась игрой. Еще никто из мужчин не противился ей так долго.
Нрэн не подал виду, что заметил появление родственников. Игнорируя их присутствие, бог продолжал тренировку в прежнем режиме, вот только клинок его меча, доселе стремительно мелькавший в воздухе, сейчас превратился в едва различимый проблеск.